Борьба сознания с пронизывающей его болью настолько захватывала, что он не заметил, что уже словно парит над сформировавшейся, яркой и знакомой ему картиной поверхности, медленно опускаясь все ниже и ниже. Только когда яркое пятно полностью обволокло его, он понял, что он видит вокруг себя старую площадь, заполненную живыми существами, которые общаются друг с другом на знакомом ему, но не различимом сейчас языке. Окружающие яркие краски вновь вызвали нестерпимую боль в отвыкшем от цвета и света сознании. Он силился понять происходящее вокруг, но боль становилась сильнее и сильнее, и уже снова заставила его переключиться на свое преодоление. Неожиданно все исчезло – только тьма, пустота и то же ощущение падения. Боль отступала медленно, цепляясь за его сознание своими острыми когтями. Приближение новой яркой точки он заметил сразу, он ждал ее, жаждал увидеть, и понял, что это уже заметил он сам, а не его воспаленный разум. Точка снова приближалась, снова росла, снова приобретала очертания. Краски и цвета на этот раз были мягче, вызывали меньше боли. Опять с приближением пятна света боль становилась сильнее и сильнее, отвлекая его от понимания происходящего. Однако она была уже чуть слабее первой, или просто он начал понемногу привыкать к этим ощущениям. Теперь он парил над мостом через бурлящий поток, в котором, как ему показалось, была сила и мощь самой жизни. Но через мгновенье все исчезло – только тьма, пустота и то же ощущение падения. Но на этот раз боль отступала быстрее, его сознание оставалось ясным…

Он уже не помнил, сколько продолжалась смена ярких картин и темноты – казалась вечная тьма и пустота сменилась вечным калейдоскопом абсурда. В какой-то момент сознание просто перестало так бурно реагировать на его появление и неожиданную смену пустотой. Он уже не обращал внимания на боль – даже не пытаясь понять, так ли он к ней привык или она сама по себе стала гораздо меньше. Ему было просто безразлично, поскольку мозаика ярких образов менялась быстрее, чем он успевал что-либо понять из увиденного им. Иногда картины повторялись, только он смотрел уже на все под другим углом, а пока он пытался понять, что это он уже увидел на этот раз, снова наступала пустота. Бесконечные сумасшедшие фейерверки смены света и темноты продолжались, стали обыденными и уже не привлекали внимания.

Беспокойство и ощущение новизны в безумном калейдоскопе появилось не сразу, но оно стремительно вторглось и заявило о своем присутствии. Картинка была блеклой и нечеткой, но постоянной и неподвижной. Сосредоточившись на цветных пятнах, он начал различать отблески языков пламени на складках ткани. И тут понимание увиденных цветов удивило его – отсветы пламени были красно-желтыми, такими он не видел их уже очень давно. Отсветы пламени подрагивали на полупрозрачной белом фоне, и сознание неожиданной смены цветов обожгло его почти позабытой волной боли. Картинка начала расплываться и исчезать, но с ее исчезновением стали появляться звуки. Эти звуки становились яснее, напоминали что-то, они начали тревожить и будоражить уставший мозг. Они не уходили, а только дополнялись новыми оттенками, разрывая пустоту вокруг, вторгались в его сознание безудержной волной. Постепенно начало появляться ощущение их целостности, принадлежность к чему-то, окружающему его со всех сторон. Стали различимы звуки чего-то двигающегося рядом, двигающегося осторожно, как будто кто-то находился возле него и просто боялся разбудить. Звуки то приближались, то удалялись, создавая невероятно правдивые ощущения присутствия. Это ощущение сменилось радостной эйфорией новых, давно позабытых чувств. То, что он понял в следующий момент, настолько его ошеломило, что само сознание, если бы оно могло дышать, затаило бы свое дыхание – легкий, поток свежего воздуха, наполненного тонкими ароматами растений. Он упивался этими запахами и звуками – так давно он не ощущал ничего подобного. Легкий свежий воздух, звуки – все это все ярче и смелее вторгалось в его мозг, становилось все ярче и отчетливее. Появление невнятного бормотания он теперь заметил сразу, как все новые ощущения, которые он старался теперь ловить и чувствовать. Боль теперь была совсем тупой и не сильной, она больше не раздражала его, не отвлекала от новых ощущений. Вместе с бормотанием начали проступать ощущения собственно тела, которое у него есть и оно напоминает о себе тупой ноющей болью. Только теперь он понял, что причиной боли было именно его тело, оно просто медленно горело от боли. Казалось, его просто пережевали и выплюнули, как кусок чего-то старого и ненужного, кусок от которого давно хотели избавиться. Он понял, что лежит, он чувствовал, что лежит, лежит на чем-то необычайно приятном и мягком, но все равно доставляющем ему болевые ощущения. Осознание всего нового, всех забытых ощущений и звуков занимало его, и он наслаждался этим, даже слабой тупой жгучей по всему телу болью. Он ликовал и радовался забытым ощущениям, упивался запахами и звуками. Через некоторое время он захотел открыть глаза, чтобы увидеть то, что издает эти звуки и запахи. Первая попытка ему не удалась – он просто не помнил, как это делается. Но желание не оставило его, он пытался снова и снова… ему показалось, что в какой то момент дрогнул палец на руке, но глаза не открывались. Силы начали оставлять его, звуки и запахи меркнуть, а ощущения собственной беспомощности напугало его. Он отчаянно цеплялся за них, не хотел их отпускать, из последних сил пытаясь сделать хоть что-то – пошевелиться или просто открыть глаза, напрягся и… застонал… Стон был тихим и бледным, едва различимым, но, очевидно, его услышали и обратили внимание, потому что бормотание на миг прекратилось, но потом возобновилось с усиленным ритмом и повышенной интонацией…и он провалился, окончательно обессилев, в пустоту… Сколько продолжалась это пустота и тьма, он не знал, но он была другой, не такой давящей и не такой безысходной. И эта мысль не давала ему отчаяться, и помогала бороться с тьмой. Темнота начала отступать, медленно, под давлением приятной прохлады, которая начала разливаться повсюду. Вместе с прохладой появились уже знакомые ароматы, звуки и ощущения собственного тела. Оно теперь уже почти не болело, но при этом чувствовалось как-то слабо и блекло, как будто он еще не до конца в него вернулся, а просто кружил рядом и пытался в него проникнуть основательно и навсегда. То, что он почувствовал в следующий момент, удивило его – по телу стекали капли, капли липкой и холодной жидкости. Только спустя некоторое время он понял, что это его собственный холодный пот. Медленно, как будто сверяясь с какими-то неведомыми эталонами, он сопоставлял свои ощущения, ощущения своего собственного, вновь обретенного тела, каждой его клеточки, словно перебирал их все одну за другой. Он собрался с силами и сделал первую попытку открыть глаза – веки дрогнули, но не открылись, только после нескольких безуспешных попыток ему стало ясно насколько же он обессилел и ослаб. Однако мысль о том, что он все же жив и существует, радовала его и придавала силы для дальнейших попыток привести хоть какую-то часть своего тела в движение. Борьба со своим телом продолжалась, но оно упорно не слушалось и отказывалось подчиниться его разуму и желаниям. В какой то момент времени возникло ощущение, что кто-то или что-то коснулось его лица… хотя это мог быть просто ветер или же чье-то осторожное дыхание. Вконец обессилев, он провалился в знакомую ему уже пустоту.

Но спустя недолгое время его вновь что-то начало вытаскивать из тьмы, и первое, что он почувствовал, это было ощущение влаги, стекающей в его пересохшее горло, немного - всего несколько капель, но и их было достаточно, чтобы он вырвался из пустоты и сразу попытался открыть глаза, снова и снова... Наконец веки дрогнули и медленно начали открываться, несмотря на жуткую боль в отвыкших от света глазах, словно в них насыпали песка… Он старался раскрыть их как можно шире, по щеке скользнула скупая, одинокая слеза, но это была слеза радости, которая переполняла его – он начал различать световые пятна, цвета красно-желтых бликов пламени на складках белой ткани. Постепенно очертания становились более четкими, он услышал потрескивание горящего огня, невнятные звуки чьего-то голоса, вновь уловил запахи. Ощущение жизни вернулось и заполнило его целиком, вместе с дуновением свежего воздуха. Ему показалось, что он улыбается. Он лежал, смотрел, слушал, так долго, пока у него хватило сил и уснул незаметно, впервые за долгое время уснул спокойным и безмятежным сном с ощущением радости и жизни...

В следующее свое пробуждение он сразу же открыл глаза и заметил, что кто-то заботливо передвинул его тело повыше. Теперь он мог видеть не только укрывавший сверху полог с отсветами горящего огня, у него появилась возможность видеть свое тело, покрытое шкурой незнакомого животного. Шкура была ядовитого желтого цвета, с длинным и очень тонким, пушистым мехом. В ногах была видна спинка его «кровати» из грубого, потемневшего от времени и дыма материала, очень похожего на старую, потрескавшуюся древесину. На этой спинке были развешены полоски серой ткани, со следами плохо смытой крови, очень напоминавшие только что снятые повязки. За пологом мелькнула тень, он, мгновенно отреагировав на нее, попытался повернуть голову. Ощутив свою немощность и слабость, смог только медленно двинуть голову в сторону, но и этого было достаточно, чтобы увидеть горящий огонь. Пламя было видно нечетко и расплывчато из-за полога, но по тому, как медленно оно горело, складывалось ощущение покоя, умиротворенности и уверенности. На огонь он смотрел как зачарованный, не отводя глаз, слушая его убаюкивающее потрескивание…

С каждым свои очередным пробуждением он ощущал, что его силы начинают возвращаться к нему, пусть очень медленно по маленькой капле, но они возвращались - их уже хватало, чтобы пытаться шевелить головой, пальцами рук. Однако при любой попытке произнести что-либо, получался только очень тихий, едва различимый стон. Повязки на спинке кровати менялись, становились чище, но следы крови еще присутствовали на них. В одно из своих пробуждений он заметил что шкура, укрывавшая его, лежит в ногах, а тело его похоже на обвязанную полосками ткани мумию. Сквозь повязки кое-где видны проступающие следы свежей крови. Это означало только одно – боль, которая так сильно беспокоила его ранее, оказались правдой. Следовательно, с ним на самом деле произошло что-то очень серьезное, но что именно он не помнил... или не знал... Размышления о произошедших с ним событиях, о том, где он находится сейчас, плавно перетекли в неглубокий и тревожный сон, который оборвался также неожиданно как и начался. Он открыл глаза снова - с него только что сняли повязки… Взгляду предстало изуродованное многочисленными шрамами и ранами тело - оно было настолько не похоже на его прежнее, что казалось, будто сейчас он смотрит на кого-то другого. Однако, едва шевельнув указательным пальцем на руке, он понял – да это было его тело, и ужаснулся осознанию того, насколько ужасно оно выглядит. Ему казалось, что нет ни одного маленького кусочка, где бы не было ужасных ран или шрамов. Мысли путались, наскакивали одна на другую, силясь понять, что же с ним произошло, и он в очередной раз потерял сознание...

Очнувшись, он не торопился открывать глаза, боясь вновь увидеть свое изуродованное тело. Теперь их было очень страшно открывать, но убеждая себя, что скоро все раны затянутся, и он сможет спокойно смотреть на себя. Неожиданно он услышал шелест полога и все же открыл глаза. Его снова укрывала все та же ядовито-желтая шкура животного, но полог сбоку теперь был откинут, и ему представилась возможность хоть немного осмотреть то, что за ним располагалось. В сложенном из грубо отесанных камней очаге медленно горел огонь, а над огнем, в помятой емкости что-то кипело. Емкость больше всего напоминала металлический конус со срубленной вершиной, отверстие которого было накрыто плоским куском металла, почерневшего по неровно обрезанным краям. В отсветах пламени казалось, что металл тускло поблескивал благородным темным синим цветом. От емкости шел очень тонкий и приятный аромат, который он сразу узнал - это был один из тех ароматов, которые он почувствовал, когда впервые к нему начало возвращаться сознание...

" - Хватит притворяться! Вставай Zirnbirnshtain! - старый магистр Шион встряхнул своего ученика....

... Даже в сотый раз возвращенный Сумраком Мерцающий Иной не мог смирится с болью, которая сопровождает воскрешение. И что бы не говорил ему его учитель магистр Шион, это крайне неприятное ощущение, но это судьба каждого Мерцающего - превозмогая боль, снова вставать и идти дальше... Не каждый Светлый может точно определить их ауру, часто путая с Темными... именно поэтому часто происходят случайные стычки, заканчивающиеся обескураженными выражениями лица нападавших и неизменными вопросами: " - Почему я принял тебя за Темного?"... Вот и сейчас, на площади старого города, куда пришли отец и сын в поисках ночлега, молодая Светлая девушка-перевертыш набросилась на них, не разглядев их ауру...